Дорогой Джон!

Я помню, когда мы впервые встретились в Вултоне, на деревенской ярмарке. Это был прекрасный летний день, и, прогуливаясь, я вдруг увидел тебя на сцене. Ты пел Come Go With Me из репертуара группы Del-Virgins. Было видно, что ты не знал всех слов, но зато выдумывал их прямо на ходу. Например, ты вставил в песню строчку "Come go with me to the penitentiary", которой не было в оригинальном тексте.

Я помню, как мы писали нашу первую совместную песню. Мы пришли ко мне, в дом моего папы, и закурили чай сорта "ty-phoo" из трубки, которую мой папа держал в длинном ящике своего стола. Это, конечно, не слишком стимулировало нас, но мы продолжили писать и дальше, так как хотели стать знаменитыми.

Я помню, как мы ходили домой к твоей маме, Джулии, которая была очень милой и очаровательной женщиной. У нее были длинные рыжие волосы, и она играла на банджо. Позже мне пришлось показывать тебе гитарные аккорды, потому что ты брал их как на банджо.

На свое совершеннолетие ты получил целых 100 фунтов от одной из своих богатых родственниц из Эдинбурга. Мы решили, что на эти деньги поедем путешествовать в Испанию. И автостопом двинулись из Ливерпуля, хотя так и не добрались дальше Парижа, где решили остановиться на недельку. Кстати, там один парень по имени Юрген забавно подстриг нас, и впоследствии эта стрижка стала называться "прической Битлз".

Я помню, как познакомил тебя с моим другом Джорджем, с которым я учился в школе. Он вошел в группу, после того как сыграл Raunchy на втором этаже автобуса, на котором мы ехали. Джордж тебя впечатлил. И затем мы встретили Ринго, который также был профессионалом. (Правда, у него была борода, которую ему пришлось сбрить!)

Потом мы получили ангажемент в клубе "Cavern" в Ливерпуле, который официально считался блюзовым клубом. Мы не знали ни одного блюзового номера. Мы, конечно, любили блюзы, но не знали ни одного стандарта. И поэтому мы говорили: "Леди и джентльмены, это знаменитый номер из репертуара Бига Билла Брунзи, который называется Прощай, маленькая Сюзи. Нам тут же посылали маленькие записочки из зала: "Это не блюз, а поп!" Но мы гнули свое.

И затем был наш первый тур. Точнее, в большой концертной программе у нас было свое время. Нашего антрепрепера звали Ларри Парнс. Я помню, как все мы специально изменили свои имена. Я стал называться Пол Рамон, Джордж превратился в Карла Харрисона. И хотя нынче люди думают, что ты остался при своем прежнем имени, я-то отлично помню, что ты был тогда Долговязым Джоном Сильвером (ну вот, разбил очередной миф о тебе!).

Итак, мы ездили на гастроли в фургоне, и однажды ночью случилось так, что в машине разбилось лобовое стекло. Было очень холодно. Мы возвращались в Ливерпуль в кабине и, помню, легли друг на друга, чтобы согреться, образовав своеобразный сэндвич. Тогда мы хорошенько узнали друг друга. Это были деньки, которые позволили проверить, кто ты есть на самом деле.

Далее был Гамбург, где мы встретили наших любимцев: Литтл Ричарда и Джона Винсента... Я помню, Литтл Ричард пригласил нас к себе в отель. Он взглянул на кольцо на мизинце у Ринго и сказал: "Мне нравится это кольцо. Кстати, у меня есть похожее, и я могу тебе его подарить". И мы пошли к нему в гостиницу (но колечко, он, правда, зажал).

А однажды, помню, мы с Джином Винсентом дошли до его гостиничного номера. И все было прекрасно до того момента, пока он не вытащил пистолет... Мы сразу же сказали: "Гм, нам, пожалуй, пора, Джин, мы пойдем". И кубарем выкатились оттуда.

И затем были Штаты – Нью-Йорк, где мы встретились с Филом Спектром, Ronettes, Supremes, нашими героями (и героинями).

И затем, позже, одним замечательным вечером в Лос-Анджелесе мы повстречались с Элвисом Пресли. Мы видели его в домашней обстановке. Это был первый человек, у которого я увидел телевизионный пульт. Он был настоящим героем.

И затем – Эд Сэлливан. Если когда-то мы мечтали о славе, то теперь она действительно пришла к нам. Представьте, мы запросто встретились с Митси Гэйнор в Майами!

Позже мы записывались на студии "Abbey Road". Я до сих пор помню, как мы работали над песней Love Me Do. До этого ее пел ты, но во время записи Джордж Мартин сказал: "Пусть ее споет Пол". Ведь ты играл на гармошке, а одновременно петь и играть не получалось. Я до сих пор помню этот денек: ты дудишь, а я пою "Love Me Doo-оо". Я очень нервничал!

А еще я помню, как записывал вокал для песни Kansas City, и у меня ничего не получалось, потому что чертовски трудно петь песни такого рода. Все время приходилось буквально кричать, что есть мочи. Так вот ты спустился из контрольной рубки, отвел меня в сторонку и сказал: "Ты можешь сделать это. Тут нужно чуток повопить, и тебе это по плечу!" Спасибо за поддержку. У меня действительно тогда все получилось!

Я также помню, как мы вместе писали песню Day in the Life. И как мы понимающе посмотрели друг на друга, когда решили вставить туда строчку: "Мне нравится заводить тебя". Мы-то знали, о чем это.

После этого появилась девушка по имени Йоко. Йоко Оно.

Однажды она пришла ко мне домой. В тот день у меня отмечал свой день рождения Джон Кэйдж. И она сказала, что хочет собрать рукописные пожелания для него от разных композиторов, и чтобы что-нибудь написали и мы. Я сказал: "Я подпишу, но к Джону ты уж подойди сама". И она последовала моему совету...

После этого я сделал несколько авангардных записей на "Аппарате Бренелла". И однажды ночью ты тоже решил сделать нечто подобное. В результате получился альбом Two Virgins. (Однако обложку, на которой ты снялся голышом, ты снимал сам – без моей помощи!)

И затем много времени спустя мы как-то разговаривали по телефону. Мне приятно, что после всех наших деловых дрязг мы снова обрели друг друга. Ты рассказывал мне о том, как готовил хлеб. И как ты играл со своим маленьким сыном Шоном. Это было замечательно для меня, потому что нечто похожее переживал в это же время и я.

И теперь годы спустя мы здесь.

Все эти люди собрались тут, чтобы поблагодарить тебя за все, что ты сделал для всех нас.

Это письмо написано с любовью твоим другом, Полом.

Джон Леннон, ты сделал это!

Сегодня ночью ты в "Зале славы рок-н-ролла".

Благослови тебя Господь.

Пол.