Аккорды |
|
|
И все же я был настолько возмущен, что около двух
недель избегал общества Джона и завел дружбу с нашим одноклассником Дэвидом
Джонсом. Как-то днем Дэвид вышел из моего дома и обнаружил, что велосипед
угнали. Когда он в полном унынии пошел домой пешком, из кустов материализовался
Джон с широкой улыбкой на лице, волокущий за собой пропавший велосипед. Эта
картина показалась мне настолько забавной, что я тут же простил ему его
предательство. Несколько лет спустя Джон признался, что все те дни
испытывал жгучую ревность. "Я жутко переср..., когда после нашей драки в
лаборатории ты начал играть с Дэвидом Джонсом. Я думал, что на этот раз зашел с
тобой слишком далеко и потерял тебя навсегда." Во всяком случае, я не стал крошить его очки: это
было бы по-настоящему жестоким и ненужным наказанием. Не видящий без них ничего
даже в двух метрах, Джон считал их своей самой ценной вещью. После нескольких
лет упрашиваний его тетушка выписала ему приличные очки в черной оправе,
уничтожение которых вызвало бы не только гнев Мими, но и вынудило бы Джона
вернуться к ненавистным очкам образца "National Helth". Но даже после приобретения по рецепту дорогих очков
в нормальной оправе Джон по-прежнему очень комплексовал из-за них и одевал
только в совершенно необходимых случаях. Если, например, никого из нас рядом не
было и он не мог прочесть надписи на автобусном указателе, он скорее согласился
бы подойти к нему вплотную, чем одеть свои очки или (не дай Бог!) спрашивать у
прохожих, как проехать. Наши местные громилы и хулиганы иногда возмущались
тем, как Джон обычно смотрел на лица окружающих. Джимми Тарбак, ныне знаменитый
британский комедийный актер, а тогда – знаменитая гроза Вултона, однажды
подошел к нам, когда мы шатались по Пенни-Лэйн. "Что ты на меня щуришься, Леннон?" –
спросил он угрожающим тоном. Когда Джон, по обыкновению, решил проигнорировать
эту провокацию, Джимми Тарбак, здоровый рослый парень ухватил школьный галстук
Джона и стал его душить. "Слушай, Джимми, – вмешался я, – этот несчастный
пидор ни х... не видит. Когда он на что-то смотрит без очков, ему приходится
прищуриваться, чтобы увидеть чуть получше". "Это правда, Леннон?" "Да, правда", – пробормотал Джон, неохотно
извлекая из кармана очки в оправе. Проверив наше утверждение, Джимми Тарбак
оставил в покое галстук Джона и пошел своей дорогой. "Ё... ужас, чуть не влипли! – буркнул Джон. –
Если бы Джимми затеял драку, нам бы не поздоровилось." Позднее, когда Джимми Тарбак и Джон Леннон стали
знаменитостями, они встретились на какой-то вечеринке. "Теперь это
отличный парень, – сообщил мне Джон впоследствии. – Он, наверное, и не помнит
меня, когда мы были детьми." Помимо очков, самой большой ценностью Джона был его
велосипед фирмы "Рэлей Лентон". Тогда мы ухаживали за своими
велосипедами с таким же рвением, как сейчас большинство подростков заботится о
первой машине. Они давали нам определенную свободу и мобильность и, как ни
парадоксально, служили транспортным средством до школы и обратно. Обычно мы с Джоном каждый будний день встречались
около 8 утра на углу Вэйл-роуд и Менлав-авеню и дальше две мили до школы ехали
вместе. Но как-то утром, из-за моей неизлечимой способности опаздывать, которая
могла вывести из равновесия даже Джона, ему пришлось уехать, не дожидаясь меня.
Мчась на всей скорости, я наконец увидел, как он медленно едет по Менлав-авеню,
склонив голову над рулем. Как это часто бывало, если он не общался с кем-то,
его мысли витали где-то в облаках. Поскольку Менлав-авеню имела одностороннее движение,
обычно Джону не было нужды уделять дороге свое "потустороннее"
внимание (в любом случае, без очков он ничего бы не увидел). Но именно в то
утро кто-то нелегально припарковал свою машину прямо на этой узкой улочке. "Джон! Джон!" – закричал я, на секунду
опоздав пробудить его от грез. Врезавшись прямо в припаркованный автомобиль, он
катапультировался из велосипеда и перелетел через машину. Однако,
продемонстрировав виртуозную, кошачью координацию движений, Джон сумел
приземлиться посреди дороги точно на ноги. Когда я подъехал и спросил, не ушибся ли он, его
волновал только велосипед; рука его была в крови, но искореженное переднее
колесо и тот факт, что велосипед теперь неисправен, доставляли ему гораздо
больше мучений. Мы решили оттащить "велик" к нему, и я помог промыть
рану и перевязать ему руку. Потом мы выпрямляли покореженное колесо, пока оно
не вернулось к первоначальному виду. После этого мы помчались в школу. Мы опоздали на первый урок на полчаса и нас
отправили прямо в кабинет директора. В тот торжественный и важный момент и
состоялась наша первая встреча с заменившим вскоре Эрни Тэйлора его преемником
– Вильямом Эдвардом Побджоем. По внешним данным новый директор, хотя и был столь
же далек от преподавания, как и м-р Тэйлор, был гораздо менее впечатляющей
фигурой. Уже известный всем школьникам под кличкой "Пучеглаз" (кличка
обыгрывает фамилию: "Pobjoy" превращена в "Popeye" –
"Пучеглаз". – прим. пер.), он был худощав, с бегающими глазками и
манерами педанта, ему было всего 35 – намного меньше возраста большинства
учителей. Тем не менее, этот мрачный нелюдим при первой встрече достаточно
впечатлил нас своими авторитетом и властностью. Лишь огромная способность Джона
убеждать, вместе с обследованием перезабинтованной руки смогли убедить м-ра
Побджоя, что Джон действительно пострадал в велосипедной аварии. |