Аккорды |
|
|
"Ну ладно, – наконец грубо бросил он. – А что
же за уважительная причина у ТЕБЯ, Шоттон?" "Велосипед Джона был разбит, сэр, – довольно
запальчиво ответил я, – и мне пришлось помочь оттащить его домой." "Не смей говорить со мной в таком тоне, –
сказал м-р Побджой. – На первый раз вам это сойдет с рук, но если с вами еще
что-то приключится, можете не сомневаться, я не буду таким
снисходительным." Конечно же, нам с Джоном в школе не приходилось
долго искать приключений. Через две недели мы опять оказались в кабинете м-ра
Побджоя, и опять из-за опоздания в класс. Обычно это преступление наказывалось
черной отметкой на работу в школьном саду. (Мы задержались после обеда в
"конфетнице", местном кондитерском магазине, объедаясь конфетами
"Palm Toffee" (дешевые конфеты типа ирисок. – прим. пер.), нашим
любимым блюдом, и источником жизненных сил всех школьников Куари Бэнк. Оно было
таким "жевательным", что, казалось, челюсти неосмотрительного
потребителя замыкаются на замок. "Ну и что же случилось на сей раз?" –
сардонически ухмыльнулся м-р Побджой. "Мы зашли в "конфетницу" перед
уроком, сэр, – ответил Джон, как всегда, проявивший красноречие первым, – и не
знали, что уже опаздываем..." Директор повернулся к нам спиной и решал нашу
судьбу, а Джон воспользовался этим и передразнил кислую мину Пучеглаза. Я, как
всегда, не смог удержаться и захихикал. М-р Побджой мгновенно повернулся к нам. "А ну
тихо, вы двое!" – шикнул он. Сидя за своим столом, он зловеще постукивал
по пачке бумаг деревянной линейкой и наконец вынес приговор едва слышной
фразой: "Идите домой". Мы не поверили своим ушам: "Идите домой?! –
повторили мы, словно эхо. – Что это значит, сэр?" "Я сказал: "Идите домой". Уж,
конечно, вы знаете английский настолько, чтобы понять, что это значит. Ведь мы
с вами не тратим здесь времени попусту, не так ли? А?" – и м-р Побджой
взметнул брови дугой, придавая выразительности своему ироническому вопросу. "Конечно нет, сэр, – не подумав сказали мы. –
Мы знаем, что означает "идите домой", сэр, но..." "Вот и идите домой!" – отрезал он. – Вы
оба мне надоели. И пока я не пошлю за вами, чтоб и ноги вашей в школе не
было." Мы с Джоном онемели. Это было временное исключение
из школы – неслыханная в Куари Бэнк мера наказания. Словно мы совершили
фундаментальное преступление, были разоблачены и соответственно наказаны. Я поплелся за Джоном на игровую площадку и мы вместе
побрели через поле к укрытию для велосипедов. "Ё... ужас, – завывал я, садясь на мой
"велик", – что же я скажу своим ё... родителям?!" "А х... его знает, – буркнул Джон, запрыгивая
на своего "Рэлей Лентона". – А вот что я скажу моей ё... Мими? Ответь
мне, какую х... мне теперь ей навешать?!" "Но ты понимаешь, что за х... с нами
приключилась или нет?" – спросил я, медленно катясь вперед. Джон, описывая
вокруг меня искусную восьмерку, вдруг разразился хохотом. "Да, Пит, нас
турнули." Этот новый леннонизм был произнесен с преувеличенным
французским акцентом. Тут мы поравнялись с учителем по богословию, очень
высоким преподавателем по имени м-р Макдермот, и он потребовал объяснить,
почему мы едем на велосипедах из школы в такое раннее время. Джон притормозил: "Нас только что
турнули". "Объясни, ради Бога, о чем ты говоришь, Леннон?
– недоверчиво сказал м-р Макдермот. – Вас турнули? Что это значит?" После того, как я объяснил, что к чему, м-р
Макдермот зашагал прочь, покачивая головой и полушепотом повторяя
"Турнули... турнули..." И все же, несмотря на этот смешной момент, наше
настроение было очень кислым. Мы не слышали, чтобы из Куари Бэнк кого-то
когда-нибудь изгоняли, тем более за такой пустяковый проступок. Даже м-р
Макдермот явно почувствовал, что мера наказания не соответствует тяжести
преступления. Мы решили ничего не говорить родителям и примерно с
неделю продолжали уезжать из дома в обычное время. Но отправлялись не в школу,
а в Аллертон, где проводили весь день с мамой Джона. Когда Джону было около тринадцати лет, он начал
тайно бывать в доме Джулии. Казалось, что после неожиданной смерти дяди Джорджа
в 1953 году, его интерес к родной матери возобновился. Хотя внешне страдания
Джона были малозаметны, потеря своего ближайшего старшего наперсника,
несомненно, создала вакуум в его жизни. Поэтому с этого времени его отношения с
Джулией начали улучшаться. Джон рассказывал мне о своей маме в самых
восторженных выражениях, описывая ее как духовно очень близкую ему. Но даже
после этого, когда Джон в первый раз предложил мне съездить с ним в Аллертон, я
не ожидал, что нас встретит громкий девичий смех стройной миловидной женщины,
танцевавшей у дверей с парой старых шерстяных панталон на голове. Когда Джон представил меня, она быстро подошла ко
мне и протянула свою руку: "Ах, так ты и есть Пит! Джон так много
рассказывал о тебе!" Чуть не оторвав при пожатии мою протянутую руку,
Джулия начала поглаживать меня по бедрам: "Ух ты, какие у тебя стройные
бедрышки", – захихикала она. |