Аккорды |
|
|
Несмотря на все стремления Джона познакомить меня с
"прекрасным новым миром", я, как и Пол МакКартни, отклонял его
настойчивые предложения почти год. Мои личные духовные устремления все еще
заметно отставали от его, а перспектива бесконтрольного галлюцинирования
попросту пугала меня. Но, как всегда, наши отношения не портились моим
желанием оставаться "праведным" в то время, когда Джон достигал
границ своей психики, хотя, конечно, я не мог представить, что именно он
испытывал, до тех пор, пока сам не попробовал бы это магическое химическое соединение.
С другой стороны, позиция Джона меня нисколько не удивляла, ибо он сразу
ухватывался за все необычное. А помимо всего прочего Джон обладал удивительной
выносливостью ко всевозможным стимуляторам и крепким напиткам. Но, как бы то ни было, в те дни влияние ЛСД на Джона
в определенном смысле было благотворным. Этот наркотик вернул ему
жизнерадостность, энтузиазм и вдохновение на создание самых лучших песен. Он
также помог сгладить острые края его характера и в конечном итоге, излечил его
от высокомерия и паранойи. Джон распахнул ворота Кенвуда и разрешил фанам
бродить по саду, а иногда даже звал их на чашку чая. У него стало привычкой, во
всяком случае, на некоторое время, вставать с восходом солнца. Он также отрекся
от мяса и алкоголя, а новая строго вегетарианская диета быстро ликвидировала
его брюшко. Мне помнится, что он даже занялся тщательным изучением Нового
Завета в поиске упоминаний о вкусовых предпочтениях Христа, безуспешно пытаясь
убедиться в том, что Иисус был вегетарианцем. Заставая меня за поглощением
бифштексов и гамбургеров, которые он некогда считал очень вкусными, он терзал
меня безжалостным взглядом и говорил: "А ты не задумываешься, что съедаешь
сейчас чью-нибудь маму?" Но я, как ни старался, так и не смог перейти на
"соевые бюргеры" и "немясные сосиски", которыми Джон теперь
до отказа забил свой холодильник. Однако я, в конце концов, все же дал ему и
Терри Дорану уговорить меня составить им компанию в "трипе на ЛСД" во
время празднования 4-летия Джулиана. С этого дня мы с Джоном "путешествовали"
довольно часто. В течение своей "жаворонковой" фазы он практически
каждое утро появлялся в моей спальне с подносом для завтрака, где непременно
была чашка чая и таблетка "кислотки". Конечно же, Ринго и Пол к тому времени тоже
"сдались", и тем самым дали начало метаморфозам: из "Потрясной
Четверки" они превратились в "Оркестр Сержанта Перца". Однажды в субботу вечером, приехав в Кенвуд, я
застал Джона и Тэрри за пульверизаторной раскраской фасадной стороны дома в
психоделические люминисцентные цвета. Не удовлетворившись итогом дня,
проведенного в брожении по Кенвуду и перекрестном обстреле одиноких предметов
садовой мебели и скульптур из чудных новых аэрозольных баллончиков для
рисования, они решили аналогичным образом разделаться и с самим особняком. Едва Джон успел мне об этом рассказать, как
недовольная Синтия высунула голову в окно спальни и, чихая и кашляя, крикнула:
"Что в доме такое творится? Тут везде дым!" "А, кстати, Пит, – сказал Джон, – давай-ка
зайдем туда. Там наверху сидит один грек, с которым я очень хочу тебя
познакомить. Это волшебник. Его зовут Алекс." Бросив аляповато-красные, желтые, пурпурные и
зеленые краски, Джон затащил меня в редко посещаемый рабочий кабинет, где мы
увидели худощавого и изрядно обросшего парня, сидевшего на полу и внимательно
изучавшего какие-то схемы. "Он изобретает летающее блюдце", – пояснил
Джон. Встав для приветствия, Алекс удостоил меня
пронизывающего взгляда. "Это Пит Шоттон, мой старый приятель из
Ливерпуля", – сказал Джон. "О-о-очень славный м-м-малый", – произнес
"изобретатель" и его взгляд переплавился в ангельскую улыбку. Алекс
прекрасно говорил по-английски, но страдал сильным заиканием, которое
постепенно исчезало по мере того, как новое лицо завоевывало его доверие. По-настоящему его звали Алексис Мардас, но Джон
всегда упоминал его как "Волшебного Алекса". Алекса, утверждавшего,
что он – сын одного из важных членов правого военного правительства страны, и
Джона познакомил их общий друг – владелец картинной галереи "Индика"
Джон Данбар. Не знаю, действительно ли он обладал своими
хвалеными учеными степенями нескольких престижных университетов Европы, но он
мог похвастаться впечатляющими способностями в электронике. Кроме того, он
обладал удивительным обаянием и способностью убеждать, и быстро завоевал место
в узком кругу близких друзей БИТЛЗ. Что касается Джона, то он думал об Алексе
Бог знает что, и ничего не соображая в электронике, всерьез считал его могучим
волшебником. Однажды ночью, через несколько недель после нашего с
Алексом знакомства, мы с Джоном о чем-то болтали, когда он вдруг вспомнил, что
на следующий день у этого грека должен быть день рождения. Джон редко переживал
по такому поводу, но его уважение к Алексу было настолько огромным, что на сей
раз день рождения стал исключением из правила. "Ах, ё... твою мать! –
воскликнул он, – завтра же приезжает Волшебный Алекс, а я еще не приготовил ему
никакого подарка! Что бы ему такое подарить, а, Пит?" "Не знаю, –
сказал я. – А что ему нравится?" "Ага... – произнес Джон после
секундного раздумья. – Ему очень нравится мой "Айсо Гриффо". Джон
имел в виду восхитительную итальянскую спортивную машину, за которую совсем
недавно на автомобильной выставке в Эрле заплатил кучу денег. В то время он,
фактически, был единственным владельцем "Айсо Гриффо" в
Великобритании. "Давай тогда подарим ему этот ё...й
"Айсо"!" – воскликнул он. |