На главную

Аккорды

 

Предыдущая Следующая

Выступила и Йоко. Как явствует из досье ФБР, она "заявила собравшимся там тридцати, или сорока, или пятидесяти тысячам человек, что пришло время Северному Вьетнаму вторгнуться в США". В ФБР, наверное, решили, что она имела в виду буквально то, что сказала.

А Джон выступил в поддержку намеченной на 20 мая демонстрации на Манхэттене с требованием немедленного вывода войск из Индокитая и другой демонстрации – в Вашингтоне. Это заявление получило широкий резонанс в прессе, и его, разумеется, занесли в анналы ФБР.

В середине мая Эдгар Гувер почил в бозе, и Никсон назначил Патрика Грея исполняющим обязанности директора Бюро. В дополнение к тому, что он специально занялся делом Леннона, Грей также участвовал в "операции прикрытия" уотергейтского скандала: с его ведома были сожжены компрометирующие документы, а потом он представил Белому дому отчеты ФБР о ходе расследования "уотергейтского взлома". Что касается дела Леннона, то Грей старался всячески отвлечь внимание общественности от участия в нем ФБР. В одном из первых своих меморандумов он писал руководителю нью-йоркского отделения ФБР: "Непосредственное участие агентов ФБР в этих слушаниях противоречит интересам Бюро, так как может вызвать весьма негативную реакцию прессы". Весь "компромат" на Леннона, имевшийся в распоряжении ФБР, следовало обнародовать от имени СИН, которая могла бы принять на себя огонь критики в связи с преследованиями Леннона Белым домом.

Вечером накануне решающей сессии слушаний о депортации Джон и Йоко выступили в программе "Шоу Дика Кэветта", где рассказали о своем процессе. В 1983 году Кэветт говорил мне: "Я разделял его чувства, потому что знал о подобных недостойных делах правительства. Я знал, например, что правительство проверяло личные дела гостей моего шоу, чем оскорбляло их достоинство. Однажды, например, одному из моих сотрудников позвонили и сказали: "Нам стало известно, что у вас в ближайшей передаче выступят пять человек, которые критиковали проект создания СЗТС [сверхзвукового транспортного самолета, производство которого было для Никсона задачей номер один. – Прим. авт.]" – вот тогда я и узнал, что в Вашингтоне за нами пристально следят. Это меня немало удивило – я и подумать не мог, что где-то сидит человек и все отмечает в своей записной книжечке".

Когда Джон рассказывал телезрителям о своем деле, "он держался миролюбиво и спокойно, – продолжает Кэветт. – Мне показалось, что они совсем не боялись преследований. Потом – может быть, но не тогда. Он просто не мог поверить, что кто-то изо всех сил старается его устрашить и что правительство настолько поражено параноическими страхами. Он ведь считал себя всего лишь сочинителем песен, который просто делится с людьми своими мыслями. Он не отдавал себе отчета в том, какую власть над людьми он имел".

В тот день слушания начались сенсацией: Йоко обнаружила, что ей уже давно была выписана "зеленая карточка", гарантирующая право постоянного проживания в стране, – еще когда она вышла замуж за Тони Кокса. Это обстоятельство делало позицию СИН в отношении миссис Леннон по меньшей мере шаткой.

Аргументы СИН в отношении мистера Леннона были куда более серьезными. Закон, на основании которого администрация пыталась его депортировать, гласил, что иностранный гражданин, который ранее был осужден за хранение марихуаны, не мог получить разрешения на постоянное проживание в Соединенных Штатах ("Вне зависимости от количества, срока давности и обстоятельств", – как любил цитировать Уайлдс). "Все дело свелось вот к чему: соответствует ли то, что произошло в Англии, понятию "хранение", как его трактует наш закон, и действительно ли то, что он хранил в Англии, является "марихуаной" в понимании нашего закона, – пояснял мне Уайлдс. – Ведь на самом деле Леннон был осужден за хранение "экстракта каннабиса"". Уайлдс пригласил в качестве эксперта-свидетеля специалиста по марихуане – профессора медицинского колледжа Гарварда. Тот заявил, что "экстракт каннабиса" – термин, которым обозначается биологический вид растений, и что это не эквивалент марихуаны.

Затем Уайлдс предъявил других свидетелей. Первым оказался Томас Ховинг, директор музея "Метрополитен", член Совета по искусству штата Нью-Йорк, доктор искусствоведения. Он сказал: "За последние несколько лет очень немногие деятели искусства в области живописи, скульптуры или архитектуры внесли столь же значительный и оригинальный вклад в культуру, как мистер Леннон. И я могу заявить, что мое основное занятие в жизни – это выявление, объяснение и демонстрация высокохудожественных произведений искусства. Поэтому я бы выразился так: будь Джон Леннон картиной, я бы выставил ее в музее "Метрополитен"".

В качестве свидетеля вызвали и Дика Кэветта. Вот как в 1983 году он описывал мне свое выступление на слушаниях: "Когда я приехал туда, меня встретил Леннон. Мы понимающе улыбнулись друг другу: мол, мы оба видим, насколько все это глупо и фальшиво – то, что мы одеты в костюмы и при галстуках и корчим из себя важных джентльменов. Все это походило на спектакль".


Предыдущая Следующая

michelle ranyar © 2003