На главную

Аккорды

 

Предыдущая Следующая

– Понятно. Почему вы это делали?

Снайдер дал ему возможность подробно ознакомить телезрителей с рассказом о тяжбе с иммиграционной службой. Джон привел с собой адвоката Леона Уайлдса, который изложил суть дела в кратких и емких формулировках. Потом Уайлдс рассказывал мне, что еще до передачи Джон ему посоветовал: "Если хочешь, чтобы в газетах тебя цитировали, излагай все фразами, состоящими из пяти слов – не более".

Снайдер задал резонный вопрос:

– Вы же можете жить в любой точке земного шара. К чему весь этот сыр-бор?

– Потому что я хочу жить в свободной стране, Том, – ответил Джон с иронической ухмылкой. – И если спросить простого человека с улицы, что он по этому поводу думает, то либо ему будет вообще на это наплевать, либо он обрадуется, что старый "битл" решил жить здесь. Я хочу здесь жить, потому что здесь возникла моя любимая музыка, которая составляет всю мою жизнь и которая сделала меня таким, каков я есть. – Он снова улыбнулся, почувствовав двусмысленность своего заявления. – Мне нравится эта страна. Мне хочется жить здесь.

Через несколько месяцев в другом интервью его спросили, как он теперь оценивает 60-е годы.

– Я не отношусь к той категории людей, которые считают, что раз наши мечтания в 60-е не осуществились, значит, все, что мы делали и говорили, было напрасным... Мира оказалось возможно достичь только благодаря нашим общим усилиям. Так что я по-прежнему считаю, что движение хиппи, их идеи любви и мира были очень нужными.

Потом он рассказал о своей нынешней жизни.

– Все антивоенные акции, которые мы устраивали, придумала Йоко. "Постельная забастовка" в Канаде была одной из самых интересных наших затей – я в ней участвовал почти как зритель, потому что там в основном солировала Йоко.

Джон пытался приуменьшить свою роль. И он предпочел совсем не упоминать о связях с левыми в Лондоне и Нью-Йорке в 1971-1972 годах.

Пит Хэммилл, который интервьюировал Джона для журнала "Роллинг стоун" в июне, спросил его о политических пристрастиях. Джон сказал, что СИН настолько его "достала", что он теперь даже боится "комментировать текущие политические события". Ему, конечно, не нравится, что он должен платить налоги на создание оружия массового уничтожения, но вряд ли он смог бы "поступить, как Джоан Баэз" – возглавить движение протеста против уплаты налогов: у него для этого "кишка тонка". Он сказал: "Я уже устал участвовать в крестовых походах", потому что "всякий раз меня готовы пригвоздить к позорному столбу еще до того, как я заявляю о своем участии".

Хэммилл спросил, отразились ли политические пристрастия Джона на его музыке. "Они чуть не погубили мою музыку", – ответил Джон и пояснил, что "политика превратила поэзию едва ли не в журналистику". Действительно, "песни-передовицы" из альбома "Однажды в Нью-Йорке" по большей части являются неудачными. Но он даже не вспомнил о своих новаторских идеях, которые принесли столь замечательные плоды в "Пластик Оно бэнд" и в "Вообрази себе". Напротив, Джон использовал провал альбома "Однажды в Нью-Йорке" как предлог для отказа от любых форм политического искусства.

Леннон сказал, что, когда его интересовали социальные проблемы, они представлялись ему важнейшими в жизни. Но теперь, оглядываясь назад, он понимает, что "это было все равно что хвататься за соломинку, которую ветер рвет из рук". Теперь он считал, что "все это было пустой тратой времени... Лучше всего – просто жить, идти себе дальше, поспевая за переменчивой модой. Вот единственное, что никогда не кончается, – перемены". Это заявление нанесло Джону огромный ущерб. Оно вполне соответствовало обвинению, которое предъявляли ему самые недоброжелательные критики: политический и культурный радикализм Леннона являлся для него всего лишь временным увлечением вроде недолгого интереса к медитации и Махариши, – он вообще не может иметь серьезной приверженности ни к чему.

Но если Джон не считает себя больше радикалом, кто же он? Джон чуть ли не обвинял себя в том, что он опять "запродался" – променяв свой радикализм на карьеру звезды американской эстрады. Он, похоже, осознавал, что его саморазрушительные метания – это наказание за отказ от подлинных идеалов. Он признался: "Я испытываю безмерный страх оттого, что заключил новую сделку... Мне кажется, я занимаюсь теперь вещами, от которых меня тошнит".

В заключение Хэммилл спросил его, каким он видит себя в возрасте шестидесяти лет. Он ответил, что хотел бы писать детские книжки, дать детям то, что сам он почерпнул из таких книг, как "Ивовый ветер", "Алиса в Стране чудес" и "Остров сокровищ". "Они пробудили меня к жизни. Это, наверное, странно звучит в устах человека, который мало общается с детьми". Он скрывал, что Йоко была уже на пятом месяце беременности.


Предыдущая Следующая

michelle ranyar © 2003