"Let It Beat" - о группе "Битлз"

Аккорды

В "Дорогой Йоко" Джон шутит по поводу боязни развода. Конечно, это несколько нервическая фантазия, но он сумел воплотить ее в очень привязчивой мелодии. Песенка напоминает "О, Йоко!" из альбома "Вообрази себе" десятилетней давности.

Джон настаивал, что "Двойная фантазия" – не гимн частной жизни, а продолжение его давнего замысла связать воедино проблемы личные и политические. В последнем интервью "Роллинг стоун" он доказывал, что существует прямая связь между политическими проблемами, поставленными в его прежних вещах, и проблемами личной жизни, отраженными в "Двойной фантазии". "Не мы первые сказали: "Вообрази себе, что нет разных стран" или "Дайте миру шанс". Мы просто несем этот факел, который передается из рук в руки... Это наша работа". А в одном из радиоинтервью он заявил: "Этот альбом не призывает вообразить, что весь мир стал таким, потому что я уже об этом говорил. А теперь я говорю: давайте посмотрим на нас обоих – мы хотим показать, как мы сами пытаемся вообразить мир без войны, как мы сами живем в таком мире!

Когда я это сочинил, – продолжал Джон, – я представлял себе людей своего поколения, поколения 60-х, которым сейчас за тридцать, около сорока – как мне, у кого есть семья, дети, которые уже через многое прошли в жизни. Я пою для них..."

Итак, Джон по-прежнему ощущал ответственность перед своей аудиторией, что и делало его подлинным лидером. Он по-прежнему оставался верным своим слушателям и стремился воспользоваться своим музыкальным талантом, своей славой, чтобы говорить правду о событиях современной истории. "Двойная фантазия" стала столь же мощным выражением этой приверженности, что и "Дайте миру шанс" двенадцать лет назад.

Ни Мик Джеггер, ни Боб Дилан не сумели сохранить верность своим идеалам, благодаря которым они стали героями 60-х годов. После Алтамонта Джеггер вовсе уклонился от ответственности, предпочтя удел просто выжившего – музыканта, которому хотя бы иногда удавалось сочинять талантливые песни. Что же до Боба Дилана, то после 1964 года он то и дело "предавал" своих поклонников, пытаясь избежать какой-либо ответственности.

В больших интервью 1980 года, которые Джон давал, рекламируя "Двойную фантазию", у него часто спрашивали, как он оценивает собственную общественную активность в 70-е годы. Он отвечал по-разному. Еще в 1970 году в интервью "Леннон вспоминает" он говорил: "Я возлагаю большие надежды на свое творчество, и в то же время меня часто посещает отчаяние при мысли, что все мои сочинения – просто говно". Десять лет спустя он лелеял те же самые надежды и испытывал те же опасения. Журнал "Ньюсуик" опубликовал первое за пять лет интервью с Джоном, где тот признавался, что "все это просто говно". "Этот мой радикализм был фальшивкой... Какого черта я боролся с американским правительством – только из-за того, что Джерри Рубин не всегда получал то, к чему стремился, – приличную чистенькую работу?" (Рубин в то время получил должность в одном из банков на Уолл-стрит, чем вызвал бурный восторг реакционеров.) А Джон словно забыл, ради чего он боролся: не ради Джерри Рубина, а чтобы приблизить конец войны во Вьетнаме, за гражданские права женщин. Джон, наверное, думал: "Я запродался – но вот Джерри запродался еще дороже", однако это было слабое утешение. Что бы там Джон ни воображал, это заявление не делало ему чести, было плохой прелюдией его возвращения в рок.

Но в другом интервью он высказался еще более резко: "Все сегодняшние рок-критики – мои ровесники: им тридцать восемь – сорок лет, и все они только и мечтают, чтобы 60-е вернулись. Может быть, они даже мечтают о новой войне – лишь бы возродилось антивоенное движение, чтобы мы опять отрастили себе длинные патлы и стали всех призывать к миру и любви. Но ведь 60-е нам уже не нужны!"

Когда журнал "Плейбой" попросил его оценить свою песню "Власть – народу!", он ответил, что и она тоже "говно". "Песня по-настоящему не получилась. Я тогда в этих делах мало что смыслил. И написал я ее как в бреду, просто из желания понравиться Тарику Али и его дружкам... Сегодня я бы не стал ее сочинять".

В конце ноября 1980 года Джон и Йоко планировали принять участие в демонстрации в Сан-Франциско. Демонстрацию проводили японские рабочие трех корпораций, расположенных в Лос-Анджелесе и Сан-Франциско, которые осуществляли импорт и продажу японских продуктов питания в Соединенных Штатах. Крупнейшая из трех компаний-импортеров, "Джапан фудс корпорейшн", являлась филиалом японской транснациональной корпорации "Киккоман", известного производителя соевого соуса. Эти корпорации контролировали примерно 90% экспорта японских продуктов питания в США. Рабочие и администрация американских филиалов этих корпораций были в основном японцы. Рабочие отвергли предложение администрации о трехпроцентном росте зарплаты, так как это было значительно ниже темпов роста инфляции и ниже процентной ставки роста зарплаты белых рабочих. Забастовка началась 13 ноября. Забастовщики понимали, что им необходимо добиться своего к декабрю, когда импорт японских товаров достигнет максимального уровня. Руководитель лос-анджелесского отделения профсоюза японских рабочих заявил, что будет просить Джона Леннона и Йоко Оно поддержать забастовщиков. Йоко приходилась ему двоюродной сестрой. Профсоюзный лидер Шинья Оно был известным в Лос-Анджелесе рабочим-активистом. В лос-анджелесском "Маленьком Токио" этого сорокадвухлетнего профсоюзного организатора называли "японо-американским Вуди Гатри". В 60-е годы он был студенческим вожаком в Нью-Йорке, редактировал "Стадиз он зе лефт", первый журнал "новых левых", и потом стал одним из лидеров "уэзерменов" – экстремистской фракции "Студенты за демократическое общество".

Предыдущая Следующая