"Let It Beat" - о группе "Битлз"

Аккорды

Джон и Йоко приехали в Лос-Анджелес на пять месяцев, чтобы начиная с апреля продолжить работать с четой Янов в их психотерапевтическом институте. Через год в интервью лондонской "подпольной" газете "Ред моул" Джон рассказывал об этом курсе: "Это просто потрясающе: тебя заставляют осознать, что все твои страдания – из-за которых ты среди ночи в ужасе вскакиваешь с постели с бьющимся сердцем, – что все страдания коренятся в тебе самом. Всем нам, когда мы взрослеем, приходится испытывать страдания и боль. Мы все это подавляем в себе, а оно никуда не девается, сидит внутри. Самое ужасное страдание доставляет мысль о том, что ты никому не нужен, что твои родители не нуждаются в тебе так же, как ты – в них... Янов не просто рассказывает тебе об этом, он заставляет тебя это пережить... Во всяком случае, для меня это стало столкновением с реальностью".

Артур Янов вспоминал, что "Джон действительно увлекся терапией "первого крика". Он даже захотел зафрахтовать яхту и отправиться с нами в кругосветное путешествие, чтобы мы могли лечить людей нашей терапией. Он хотел купить остров и основать племя "первого крика". И он вовсе не шутил...".

Интересны и отзывы самого Джона о пребывании у Янова. Раньше, когда он увлекался психоделическими наркотиками и восточным мистицизмом, он убежденно доказывал, что с их помощью возможно решить чуть ли не все мировые проблемы. К психотерапии он, напротив, относился достаточно спокойно. А в конце 1970 года он уже говорил, что метод Янова, возможно, неэффективен для других, хотя для него, Джона, лучше, чем что-либо иное. Он объяснял это так: до обращения к Янову он был не в состоянии ощущать окружающий мир. Терапия дала ему возможность остро переживать эмоции, которые нередко вызывали у него слезы. То, что он узнал о себе самом, поразило его. Этим признанием он и ограничивался.

Янов говорил, что Джон не завершил курс психотерапии: лечение было прервано вмешательством службы иммиграции.

"Полный курс терапии длится по меньшей мере тринадцать-четырнадцать, а то и пятнадцать месяцев. Сначала подавляются жесткие защитные реакции... Я работал с Джоном с марта по июль – пять месяцев. Потом ему пришлось уехать, и все пошло насмарку". Как явствует из досье службы иммиграции и натурализации, Артур Янов не ошибся: Джону и Йоко было предписано выехать за пределы США не позднее 1 августа 1970 года – и это невзирая на их многочисленные просьбы продлить пребывание в Лос-Анджелесе.

Вскоре после того, как Джон прервал курс психотерапии, вышел его первый послебитловский альбом "Джон Леннон/Пластик Оно бэнд". Большинство песен он сочинил в Лос-Анджелесе, между сеансами у Янова, а записал их, вернувшись в Титтенхерст. Песни альбома отчетливо дают почувствовать, что, хотя Джон и не завершил курс психотерапии, сеансы Янова позволили ему высвободить могучую творческую энергию: из нервического, страдающего поп-кумира он превратился в серьезного, преданного своим идеалам художника. После Янова Джон оказался в состоянии добиться органичного соединения личного опыта и политики в искусстве и в жизни. Психотерапия помогла Джону отрешиться от бремени "суперзвездной болезни", стать подлинно независимым и творить искусство, черпая источник вдохновения из собственных страданий, гнева и любви...

Если в 1970 году Джон заметно "левел", то Боб Дилан избрал иной маршрут. В июне Принстонский университет присвоил ему почетную степень доктора за "выдающийся вклад в культуру нашей страны и всего мира". Контркультурные круги расценили этот жест как еще одно проявление вопиющей продажности певца. Одна "подпольная" газета заявила, что "Принстон – это прибежище для богатых американских пьянчуг-переростков" и что члены комитета по присуждению почетных докторских степеней лишь ненадолго отвлеклись от своих военных заказов", чтобы почествовать Дилана, который, "поскользнувшись, опять упал в грязь".

Почести, которых удостоился Дилан, вызвали чересчур уж суровое осуждение, однако критика в адрес его альбома "Автопортрет" таковой не казалась. Выпущенная в июне 1970 года, пластинка подтвердила все высказывавшиеся радикалами опасения. "Роллинг стоун" напечатал статью Грейла Маркуса, начинавшуюся восклицанием: "Что это за чушь?" Джон Ландау писал: "Он говорит с нами на вымученном языке умирающей культуры – культуры, под сенью которой Дилан теперь пытается найти себе убежище". Ралф Глисон призывал бойкотировать Дилана.

Семь месяцев спустя Дилан попробовал защититься от нападок, сказав в интервью: "Я же им говорил, чтобы они не выбирали себе лидеров... Из-за того, что я просто решил выйти из игры, они стали меня охаивать... Все это ерунда... Им ведь только и нужен кто-то, кто укажет им выход из тупика... Довольно с меня чужих проблем, у меня и своих хватает". Дилан без труда отказался от роли оракула, растолковывающего людям смысл их жизни. Но всех интересовал другой вопрос – как он намерен поступать в собственной жизни? Он отрекся от прежней приверженности музыке социального протеста, и теперь создавалось впечатление, будто у него вовсе нет никаких идеалов. Однако, как только рок-критики расправились с Диланом, он взял реванш. Альбом "Новое утро", выпущенный осенью 1970 года, стал, по словам Энтони Скадуто, "любовной песнью жизни". Роберт Кристгау выставил пластинке наивысшую оценку, а Ралф Глисон отменил объявленный им ранее бойкот, заявив, что Дилан "вновь к нам вернулся". В "Дне саранчи" Дилан поет о почетной степени доктора Принстонского университета. Университет – это могила общества, мрачный каземат, профессора – судьи, а студенты – автоматы. Дилан бежит из университета, увозя свою возлюбленную в Северную Дакоту. Песня была насквозь фальшивой, но в ней говорилось то, что хотела услышать от Дилана "подпольная" пресса. Оценка Леннона оказалась более проницательной. Когда в интервью "Леннон вспоминает" его спросили о "Новом утре", он ответил: "Средне". И добавил, что с тех пор, как Боб ушел из рок-музыки, он перестал быть его поклонником.

Предыдущая Следующая