|
Предыдущая Следующая
Джордж Харрисон и Пол Маккартни. |
"Битлз" начали работу над фильмом "Let It Be",
и Харрисону пришлось испытать еще большее огорчение, правда, вина в этом теперь
целиком лежала на Маккартни. Этот фильм был попыткой Пола восстановить
атмосферу прежних дней, вернуть их в те времена, когда они были дружны. Но
теперь в их музыке уже звучала дисгармония, никто, кроме Пола, не желал
возвращаться к прошлому. Леннон был занят исключительно Йоко и уделял совсем
мало внимания происходящему, а Харрисона все больше раздражали
"диктаторские" замашки Пола. В один из моментов Джордж не выдержал.
"Я
уже по горло был сыт всякими придирками, а наши с Полом споры снимались на
пленку, - говорил Харрисон. - Мне уже было наплевать на "Битлз", и я
ушел. Вернувшись домой в отвратительном настроении, я написал песню "Wah
Wah", которая содержала язвительные нападки в адрес Маккартни. Она вышла впоследствии
в альбоме Харрисона "All Things Must Pass". Джордж объяснял, что
хотел сказать этой песней: "Ты причиняешь мне ужасную головную боль".
Недовольство
Харрисона усугублялось и финансовыми делами. На пластинках "Битлз"
записывались композиции или Леннона, или Маккартни, и между ними существовала
серьезная конкуренция по поводу того, чьи песни должны были записываться на
сторону "А". Но причиной подобных споров было исключительно
честолюбие, потому что в финансовом отношении это не имело никакого значения,
так как указывалось их совместное авторство. А для Харрисона это имело
значение. Каждая песня (ему разрешалось вставлять только одну в каждый альбом,
а в "White Album", насчитывающий двадцать девять песен, попало всего
лишь три) являлась для него важным источником доходов. Он хотел зарабатывать
больше и был недоволен тем, что ему не позволяли этого делать.
Ринго
вспоминал, что Пол начал даже учить Харрисона игре на соло-гитаре, что,
естественно, не понравилось Джорджу. "Он писал много песен и хотел идти
собственным путем, но с самого начала нашей работы мы главным образом шли путем
Джона и Пола, - говорил Ринго. - Джордж стремился к независимости и больше не
хотел находиться под пятой у Пола". И тем более Харрисон не хотел, чтобы
его делами заправляли родственники Пола.
Маккартни
не понимал причину их недовольства. "Меня очень огорчило, когда они
сказали, что я пытаюсь протащить Ли Истмана только потому, что он мой
родственник. Ведь они знали меня двадцать лет, и вдруг подумать такое". И
Маккартни занялся своими делами, продолжая поддерживать образ
"битла", который слегка померк под влиянием свалившихся на него
проблем. Харрисон сказал, что фильм об их совместной жизни должен называться не
"Let It Be" ("Пусть будет"), a "Let It Rot"
("Пусть гниет").
Но, как
бы ни был недоволен Харрисон, именно Леннон создал самую большую и, как вскоре
выяснилось, неразрешимую проблему. Возможно, что со временем Харрисон,
Маккартни и Ринго наладили бы свои отношения, но с Ленноном все обстояло иначе.
Конечно, можно считать Леннона одурманенной наркотиками жертвой собственной
беззащитности, попавшей под влияние властной женщины. Но в одном вопросе его
позиция была совершенно определенной: несмотря на всю энергию и ежедневную
работу Пола, Джон продолжал утверждать: "Это мой ансамбль, моя группа и
мое шоу". А он уже не был его, "Битлз" стали ансамблем Пола.
Леннон отказывался признаться, что Пол был прав, когда говорил: "В конце
Джон стал очень ревнивым".
Леннону
было довольно трудно признавать Маккартни равным себе ("это подрывало его
положение", - говорил Пол), и он считал невозможным работать под
художественным руководством Маккартни. Он предпочел разрушить ансамбль, чтобы
он не достался Полу, и в лице Клейна Джон нашел своего Терминатора. Были
выстроены боевые порядки, полем битвы стали офисы "Эппл" и помещения
суда, и разразилась грязная и разрушающая война. Ждать ее пришлось недолго.
Она
разразилась как раз в тот момент, когда Джон Истман допустил очередную
тактическую ошибку. 14 февраля 1969 года он отправил Клайву Эпстайну письмо, в
котором подверг сомнениям "правильность" девятилетнего соглашения
между EMI, "Битлз" и NEMS, которое Брайан Эпстайн подписал, когда
заключал новый контракт на выпуск пластинок. Клайв и его мать Куини были
оскорблены этим намеком и спустя три дня продали компанию NEMS Леонарду
Рикенбергу. Когда Клейн встретился с молодым Истманом, их беседа состояла из
взаимных оскорблений. Истман сказал: "Я всегда знал, что вы осел", а
Клейн в ответ на это обозвал Истмана "тупоголовым".
В
попытке найти какой-нибудь приемлемый компромисс из Америки прилетел Ли Истман.
Он прибыл как раз в самый разгар жестоких споров, происходивших в офисах
"Эппл". Величественный, самоуверенный, одетый с аристократическим
шиком Истман знал все о Клейне, о его самых сомнительных сделках, о судебных
разбирательствах, которым Клейн подвергался вместе со своими компаниями,
поэтому относился к нему с нескрываемым презрением. Но и Клейн со своей стороны
кое-что разведал. Он обнаружил, что Истман был евреем и настоящая его фамилия,
по иронии судьбы, Эпстайн. Веру он сменил недавно, и детские приятели Линды
помнили, что до смерти матери Линды и повторной женитьбы отца семья Эпстайнов
никогда не была правоверной, а всегда соблюдала еврейскую субботу.
Еврей
из Бронкса стремился уничтожить еврея из Манхэттена. Клейн называл Истмана
"еврейским мальчиком" и настаивал, чтобы во время собрания все
обращались к нему "Мистер Эпстайн". Леннон присоединился к этой
травле, хотя при всех своих недостатках Джон никогда не был антисемитом.
Поэтому его презрение было просто притворством. Леннон считал нелепостью то,
что Истман "выдает себя за другого".
Об этом
собрании вспоминали не иначе как о кошмаре. Люди кричали друг на друга, в ход
шли расовые и религиозные оскорбления, Клейн прерывал Истмана потоком брани.
Истман и Маккартни поспешили уйти с этого собрания. И обратной дороги уже не
было. В конце концов Клейн получил "Битлз", но это уже был
разлагающийся труп. Предыдущая Следующая
|