Аккорды

 

 

• Главная
• История
• Дискография
• Джон Леннон
• Пол Маккартни
• Джордж Харрисон
• Ринго Старр
• Фотогалерея
• Тексты песен
• Аккорды
• О фильмах
• Видео
• Миди
• Звуки музыки
• Улыбка
• Пишу как пишется
• Download
• From you to me
• Разное
• Ссылки

ГЛАВА 4.

            Пол Маккартни был обаятельный, с привлекательной внешностью юноша, и, по общему мнению, самый симпатичный участник ансамбля. Но Брайана Эпстайна заинтересовал не Пол Маккартни, его заинтересовал грубый, скандальный Джон Леннон. "Ему нужен был Джон", - говорит Питер Браун.
            В буквальном смысле это оказалось физическим желанием. Когда Эпстайн нерешительно вошел во время ленча в клуб "Каверн", его удивило то, что он увидел на сцене: четверо затянутых в кожу рокеров шутили, ругались, хлопали друг друга в той грубоватой манере, которая присуща молодым ребятам. Брайан был ошеломлен, особенно его поразил хриплый ритм-гитарист, который осыпал бранью примерно две сотни подростков, жующих бутерброды, пьющих теплую кока-колу, аплодирующих и дымящих сигаретами в заплесневелом подвальном помещении клуба "Каверн".
            Нельзя сказать, что Брайан упивался этим зрелищем, глотая слюнки. Пол Маккартни твердо заявляет по этому поводу: "До меня доходили слухи о нравах артистической среды, но в данном случае это было глупостью". Однако Питер Браун говорил, что вид Леннона в кожаной куртке произвел необычайный эффект на Эпстайна: "Это был наиболее подходящий образ воплощения его тайных сексуальных наклонностей".
            Отпрыск двух преуспевающих еврейских семей, разбогатевших на торговле мебелью, Эпстайн был молодым одиноким неудачником. К пятнадцати годам он успел поучиться в семи школах и из нескольких был исключен. В те дни его мать, Куинни, защищая его, говорила: "Если ты им не нравишься, то они просто вышвыривают тебя". И им не нравился маленький Эпстайн, типичный образец маменькиного сынка. Позже он напишет: "Я был из разряда неуживчивых мальчишек, ребята и преподаватели издевались, дразнили и изводили меня".
            Да и учеником он оказался слабым. В тринадцать лет Брайан провалил вступительные экзамены в среднюю школу, и даже родительские деньги не помогали ему удерживаться в частных школах, таких, как Рагби, Рептон или Клифтон. В итоге он остановился на Рекин-колледж в Шропшире, но, чувствуя, что будет не в состоянии сдать экзамены, ушел оттуда в возрасте шестнадцати лет и пошел за 5 фунтов в неделю работать продавцом в мебельный магазин отца. Ему хотелось заниматься совсем не этим, он мечтал быть модельером женской одежды, и эта его мечта приводила отца в ярость.
            Через два года Брайан был призван на военную службу и отправлен в части снабжения и транспорта. Ему, единственному из выпускников средней школы его призыва, не было предложено сдавать экзамены на офицерское звание. По его словам, он всегда был "самым плохим солдатом", который поворачивался налево, когда звучала команда "направо", и стоял "вольно" по команде "смирно". Казалось, что он так и прослужит свои два года, оставаясь забитым, но всегда опрятно одетым рядовым. Однако спустя десять месяцев рядовой Эпстайн был уволен из армии "на почве психиатрии". Согласно его утверждениям, он был "непьющим и абсолютно надежным солдатом", но в армии вскрылось, что он гомосексуалист.
            Уволенный из армии за свои сексуальные наклонности, Эпстайн вернулся в Ливерпуль и стал управляющим магазина в Хойлейке, который принадлежал его отцу. Это дало ему возможность проявить чутье предпринимателя, в чем у него действительно был талант. Эпстайн со вкусом украсил витрины модной тогда мебелью в "скандинавском" стиле, и в течение года его доходы превысили доходы главного магазина фирмы. Но если родители радовались такому неожиданному повороту дел, то Брайана это не радовало. Он расстроился, впал в депрессию, ушел с работы и через несколько месяцев поступил в Королевскую академию драматического искусства. Это приоткрыло еще одну сторону его таланта. На вступительных экзаменах Брайан читал отрывки из "Макбета" Шекспира и "Доверенного лица" Элиота. Экзамен прошел успешно, и ему предоставили место в престижной актерской школе. Он был хорошим актером, но чересчур эмоциональным (выступления заканчивались для него судорожными рыданиями). По его словам, директор школы Джон Фернольд, который воспитал такие таланты, как Альберт Финни и Питер О'Тул, "глубоко верил в меня".
            Но все дело в том, что Эпстайн мало верил сам в себя. Он не мог заниматься чем-нибудь долго и всерьез и впадал в депрессию. Будучи не способным легко заводить друзей, он вскоре заявил, что презирает актеров, их жизнь и "ложную дружбу", хотя актеры никогда и не приглашали его в свой круг. Его мать никогда не одобряла того, что он уходил от ее материнской опеки, и в результате ее настойчивых просьб Брайан, проучившись в актерской школе три семестра, вернулся домой, в Ливерпуль. Там он снова стал работать в отцовской фирме, на этот раз в качестве заведующего отделом грампластинок фирмы NEMS. Это была старая фирма (Джим Маккартни вспоминал, что играл на пианино этой фирмы еще во время первой мировой войны), которую в качестве недвижимости приобрел еще дед Брайана, иммигрант из Польши.
            Вернувшись к коммерческой деятельности, Эпстайн вновь проявил свои предпринимательские способности. Когда он начинал, в штате у него было два человека, а спустя два года у него работали уже тридцать человек, включая молодого Питера Брауна, который уволился из универмага "Льюис". Благодаря внимательному отношению к вкусам покупателей, введению новой системы учета, при которой можно было дополнительно заказывать пластинки до того, как продан тираж, а также благодаря обещаниям, которые, как правило, выполнялись, о том, что магазин может обеспечить покупателя любой выпущенной пластинкой, магазин Эпcтайна превратился в самый преуспевающий магазин грампластинок в северо-западной Англии. Брайан много работал, гордился своими успехами и, казалось, нашел работу, которая его удовлетворяла.
            Вне работы все было иначе. Все, кто знал его, вспоминают о нем как о симпатичном, обаятельном, добром человеке, у которого, однако, было второе лицо, проявлявшееся довольно часто. Он так и оставался таким же неуравновешенным и одиноким, каким и был всегда. Брайан часто здорово выпивал, слишком чувствительно относился к тому, что он еврей, во всех своих бедах обвинял антисемитов, которые, по его мнению, окружали его. Он был подвержен неожиданным эмоциональным взрывам, которые сменялись длительными периодами ледяного молчания. Малейшая обида, реальная или воображаемая, могла вызвать бурю грязных оскорблений с его стороны. К неуравновешенной психике добавлялись его сексуальные наклонности. Гомосексуализм преследовался законом, и Эпстайн, заклейменный и гонимый, был обречен тайком получать удовольствие лишь там, где мог найти.
            Во время учебы в Королевской академии драматического искусства Брайана арестовали за приставание к мужчинам в общественном туалете. Семейный адвокат Эпстайнов Рекс Мейкин примчался в Лондон, и только благодаря его вмешательству дело не попало в суд. Вскоре снова понадобилась помощь Мейкина. Уже в Ливерпуле Эпстайн частенько посещал общественный туалет в Уэст-Дерби, где человек с определенными склонностями мог найти анонимного платного партнера. Однажды вечером Брайан совершил ошибку в выборе партнера, его избили, украли часы и бумажник. Вскоре после этого, когда побитый Эпстайн находился дома, окруженный заботами матери, грабитель позвонил по телефону и потребовал еще денег. Мейкин настоял на том, чтобы позвонить в полицию, и с помощью Эпстайна незадачливый шантажист был обнаружен и арестован.
            Этот случай только усилил его чувство одиночества и отверженности. Однако он не прекратил свою активность в этом плане и продолжал посещать злачные места Ливерпуля, отыскивая тех, кого привлекал его кошелек и новая темно-бордовая машина марки "Хиллман Калифорния". И вот теперь, в начале ноября, Брайан Эпстайн стоял в зале клуба "Каверн" и, как он сам впоследствии признался, не мог оторвать глаз от "Битлз".
            Как считал сам Эпстайн, он впервые решил взглянуть на этот ансамбль после того, как в его магазин зашел симпатичный юноша по имени Реймонд Джонс. Он был одет в узкие джинсы и черную кожаную куртку, и Эпстайну самому захотелось обслужить его. Джонс спросил пластинку с песней "My Bonnie". "А кто исполняет?" - спросил Эпстайн. "Битлз", - услышал он в ответ. Эпстайн честно признался, что никогда не слышал о них. Когда спустя несколько дней в магазин зашли две девушки и спросили ту же пластинку, Эпстайн, верный своему принципу "удовлетворять вкусы всех клиентов", начал наводить справки. Он выяснил, что на пластинке поет Тони Шеридан, пластинку крутят в клубе "Каверн", который находится всего в двухстах ярдах от его магазина (Стюарт Сатклифф прислал пластинку Вулеру), а сами "Битлз" являются ведущей группой клуба. Будучи хорошим бизнесменом, он решил пойти и посмотреть, вокруг кого создается такая, хотя и не слишком сильная, шумиха.
            На самом деле Эпстайн встречал "Битлз" задолго до того, как Реймонд Джонс возбудил его интерес к ним. Одетые в кожу участники группы постоянно заходили в его магазин, торчали там, слушая пластинки, которые не в состоянии были приобрести. Магазин являлся также одной из крупнейших точек, где продавалась газета "Мерсийский бит". Во втором ее выпуске на первой странице была помещена фотография группы под заголовком во всю ширину полосы, гласившим: "Битлз" подписали контракт на запись пластинок!" Фотография сопровождалась статьей, в которой значительно преувеличивался факт сотрудничества "Битлз" с фирмой "Полидор". Брайан способствовал появлению названия "Битлз" в хит-парадах, которые он составлял для газеты "Мерсийский бит", заметки о них стали появляться в каждом выпуске газеты. Боб Вулер писал на ее страницах, что их музыка "возбуждает физически и духовно, символизируя протест молодежи".
            Пророческая похвала Вулера появилась в августовском выпуске газеты, а спустя пять недель, договорившись предварительно с ее владельцем, Эпстайн пришел в "Каверн". "А что привело сюда мистера Эпстайна?" - задал со сцены вопрос Харрисон, разглядев в тени задней стены фигуру в костюме в тонкую полоску.
            Познания Эпстайна в поп-музыке, особенно в авангардных стилях, были весьма ограничены. Его любимым композитором был Сибелиус, и живьем музыку он слушал только на концертах в ливерпульской филармонии, куда его водила мать. Его колонка в "Мерсийском бите" ограничивалась откровениями типа "популярность группы "Shadows", похоже, постоянно растет..."
            Внезапно Эпстайна заинтересовали ритмичные песни Литтл Ричарда и Элвиса Пресли, которые раньше критики называли "дьявольской музыкой". В рок-н-ролле слышался секс, и эта музыка, надо заметить, уже в довольно зрелом возрасте захватила его. Брайан был слишком осторожным, не хотел, чтобы его симпатии стали достоянием публики, но желание познакомиться с "Битлз" было слишком велико, и он решил, что лучший путь для этого - стать их менеджером.
            Эпстайн снова и снова заходил в "Каверн" посмотреть на них. Потом он отправился к Уильямсу, который все еще таил зло на "Битлз" за то, что они отказались от его услуг. Уильямс посоветовал ему не связываться с ними и не быть для них "шестом для отталкивания баржи", но Брайан проигнорировал его совет. "Его словно загипнотизировали", - вспоминал Уильямс и добавлял, что Эпстайн покрывался потом и краснел при малейшем упоминании их имени. Бест говорил: "Основная его цель состояла в том, чтобы добиться расположения "Битлз"... стать одним из них". Вскоре Эпстайн стал подражать им, зачесывая волосы вперед и одеваясь в черную кожу, но, когда окружающие осмеяли его, он быстро отказался от этого. Эпстайн постоянно говорил о "Битлз" с персоналом своего магазина, возил их в своем автомобиле. Следуя их примеру, он стал принимать таблетки, Вот так случайная встреча превратилась в страстное увлечение.
            Рекс Мейкин был обескуражен. Семейный адвокат пытался выяснить у своего клиента, который торговал мебелью и грампластинками, что тот понимает в менеджменте поп-групп. В ответ он, конечно, услышал, что ничего не понимает. Однако это печальное обстоятельство не остановило Эпстайна.
            "Я был очарован ими, - признавался Эпстайн - Одеты они были довольно небрежно, но это был их лучший наиболее привлекательный вид - черные кожаные куртки, джинсы и, конечно, длинные волосы... Как бы то ни было, они выглядели великолепно". И как бы то ни было, лучше всех выглядел Джон.
            Питер Браун вспоминает: "Он был без ума от Джона и поэтому так предан ансамблю. Нельзя сказать, что он не верил в их музыкальный талант - он верил в него, но Эпстайн преклонялся перед Джоном. Он вовсе не интересовался хорошеньким мальчиком Полом, потому что Пол не привлекал Брайана в физическом плане".
            Подобное равнодушие было взаимным, потом оно переросло в антипатию. Браун говорил: "У Пола не было необходимости что-либо предпринимать, чтобы понравиться мужчине, женщине или даже животному, он и так был очень обаятельным. Но в, сексуальном плане его влекло только к партнерам противоположного пола". Леннона, конечно, тоже интересовали представительницы противоположного пола, но его всегда привлекали эксперименты, он всегда стремился попробовать чего-нибудь новенького и верил, что в жизни надо поступать именно так. Он находил забавным тот интерес, который проявлял к нему Эпстайн, и подыгрывал ему в свое удовольствие.
            Маккартни, будучи папенькиным сынком, держался в стороне от этого, однако у Эпстайна было кое-что еще, чем он мог заинтересовать Пола. Концерты в Ливерпуле и Гамбурге, так привлекавшие "Битлз" вначале, стали превращаться в бесцельный механический труд. Маккартни искал какой-то выход, и именно Эпстайн этот выход обещал. Он говорил: "У меня есть деньги, машина, магазин грампластинок, думаю, это вам поможет". Кроме этого, у него был энтузиазм, связи и неподдельная заинтересованность в процветании "Битлз", что в музыкальном плане означало процветание Леннона и Маккартни.
            После того как "Битлз" расстались с Уильямсом, у них не было менеджера, и, когда Эпстайн предложил им взять их под свое крыло, они согласились, хотя и без особого желания. Харрисон, Леннон, Бест и Вулер, который всегда подозрительно относился к этой идее, приехали по приглашению Эпстайна к нему в NEMS, опоздав при этом на час. Однако Маккартни не явился и к этому сроку, так как... принимал ванну. Подобное пренебрежение разозлило Эпстайна. "Он опаздывает, это неприлично", - сердито заявил Эпстайн.
            "Зато будет очень чистым", - ответил Харрисон.
            Когда чисто вымытый Маккартни все же явился, Эпстайн уже поостыл, и соглашение было подписано. Это произошло через месяц после первого визита Эпстайна в "Каверн". К этому времени ансамбль уже целиком пленил его, и он напоминал одержимого любовника. Когда Мейкин отказался иметь дело с тем, что считал безнадежной затеей несчастных юнцов, Эпстайн составил стандартный контракт, и именно этот формальный контракт четверка "Битлз" подписала в клубе Моны Бест "Касбах" спустя шесть недель после того "знаменательного" дня, когда Маккартни принимал ванну.
            Джим Маккартни с подозрением относился к этой сделке, но Эпстайн пришел к нему домой и своим энтузиазмом убедил Джима. Эта история повторилась и с теткой Леннона Мими. Эпстайн сказал ей: "У Джона не будет никаких неприятностей, остальные меня не волнуют, но я всегда буду заботиться о нем".
            Однако этот контракт не имел законной силы, Харрисон и Маккартни были несовершеннолетними, а кроме того, в порыве радости Эпстайн забыл поставить под контрактом свою подпись. По мнению Пита Беста, этот контракт не стоил бумаги, на которой был написан, но для остальных троих участников ансамбля он определял основу их взаимоотношений с Эпстайном на протяжении последующих шести лет вплоть до его смерти.
            Условия Эпстайна были стандартными для того времени, и даже по многим позициям лучше, чем "Битлз" смогли бы добиться, если бы кто-то еще пожелал заключить с ними контракт. Но других предложений не было. Маккартни вспоминал: "В то время нам приходилось выслушивать примерно одно и то же: "Откуда вы? Из Ливерпуля? Так вы там никогда ничего не добьетесь". В "Каверн" заходили агенты и менеджеры, но это была местная публика, и работу они могли предложить только в Ливерпуле.
            Эпстайн обещал, что их заработки возрастут вдвое, хотя сам не знал, как это сделать. Но самое главное заключалось в том, что он посулил "Битлз" обеспечить выпуск их пластинок в Великобритании. В обмен на это он потребовал 25 процентов от доходов, "Битлз" попытались урезать эту цифру до 20 процентов, но Эпстайн твердо стоял на своем, объясняя это тем, что дополнительные 5 процентов необходимы ему для покрытия расходов по стимулированию сбыта пластинок.
            И это было с его стороны не столько надувательством, сколько просто упрямством. Синтия Леннон вспоминала, как Джон пришел домой и объявил, что у них теперь есть менеджер-еврей, который поклялся, что "Битлз" будут популярнее Элвиса Пресли.
            Отец Эпстайна был очень недоволен последним капризом сына, но Брайан заверил его, что будет заниматься этим между делом, а основное время целиком посвятит NEMS. Это его обещание оказалось таким же пустым, как и остальные, которые он давал родителям на протяжении многих лет. С того момента, как ансамбль согласился вручить ему в руки свою судьбу, Эпстайн полностью посвятил себя "Битлз". Он сам стал вместо Моны Бест подыскивать ангажементы, убедил их изменить поведение на сцене, то есть прекратить скандалить и есть на сцене, заставил составить часовую программу, состоящую из тщательно отрепетированных номеров.
            Но самые значительные изменения Эпстайн внес в их одежду. 24 марта 1962 года, как раз перед выступлением на сцене Барнстонского женского колледжа, Брайан подарил каждому из участников ансамбля сшитый на заказ костюм из серого твида с узкими лацканами и галстук в тон костюму, что обошлось ему по 40 фунтов на каждого. С этого момента "Битлз" должны были одеваться и вести себя как профессиональные исполнители.
            Леннону не нравились подобные перемены, и еще более они не понравились ему, когда группы типа "Роллинг стоунз" стали выходить ни сцену одетые так, как им хотелось, а их непринужденная манера поведения на сцене позволяла им добиваться почти такой же популярности, какой достигли "Битлз". Было что-то жалкое, немужское в четырех взрослых мужчинах, одетых одинаково, вплоть до ботинок "Челси" на высоком каблуке. Билл Уайман, бас-гитарист из "Роллинг стоунз", насмешливо замечал: "Четыре стереотипных парня, они выглядели абсолютно одинаково". Они были больше похожи на кукол Барби, чем на рокеров, и Джон Леннон, жизненным кредо которого было бунтарство, решил, что это наносит ущерб всему делу.
            Маккартни был более послушным и ответственным. Когда Эпстайн предложил изменить внешний вид, Маккартни немедленно согласился и отклонил возражения остальных. Затем он набросал несколько эскизов костюмов с узкими лацканами, которые и были потом сшиты на заказ. Питер Браун вспоминал: "Полу очень хотелось добиться успеха, и он считал, что Брайан поступает правильно. В решении вопроса внешнего вида главная роль принадлежала Брайану, и, будучи аккуратным, послушным представителем среднего класса, Пол согласился с ним". Затем Пол убедил и Леннона.
            Браун говорит: "Леннон с самого начала был противником подобного прилизывания, но согласился, потому что хотел стать звездой. Другая причина, по которой он пошел на это, состояла в том, что Джон, используя свое влияние на Брайана, мог прекратить это в любое время".
            Как оказалось впоследствии, это был мастерский ход, но их звездный час наступил гораздо позже, чем они ожидали. Репутация Эпстайна как одного из крупнейших розничных торговцев грампластинками в северной Англии позволила ему договориться о прослушивании "Битлз" на одной из крупнейших фирм звукозаписи "Декка", но прослушивание все откладывалось, и Эпстайн понял, что, какой бы влиятельной фигурой он ни считался в Ливерпуле, в Лондоне он имел очень маленький вес.
            Прослушивание было назначено на 1 января 1962 года, Нил Аспинол повез их в Лондон в своем фургоне. По дороге они заблудились и провели новогодний вечер, шляясь по лондонскому Уэст-Энду, где им предлагали марихуану, от которой они отказались. Прослушивание состоялось в студии фирмы "Декка" в Уэст-Хампстеде. Поскольку их старенький усилитель оказался нестандартным, "Битлз" пришлось при записи использовать незнакомую аппаратуру. Они повторили репертуар своих первых выступлений, состоявшихся в "Кайзеркеллере" восемнадцать месяцев назад, при этом сильно нервничали и чувствовали себя неуверенно.
            Не помог и репертуар из пятнадцати песен, отобранных Эпстайном. Это был беспорядочный набор старых шлягеров типа "Red Sails in the Sunset" и "Besame Mucho", в котором оказались всего лишь три оригинальные композиции Леннон-Маккартни. Но это был последний раз, когда Леннон и Маккартни позволили Эпстайну вмешиваться в их музыкальные дела.
            "Пол не мог исполнить ни одной песни, - вспоминал Аспинол. - Он слишком нервничал, и голос постоянно срывался".
            "Декка" отказала "Битлз" и предпочла им "Brian Poole and the Tremeloes". Эпстайн пришел в ярость и отправился к Дику Роу - начальнику отдела записи, который отвечал за поиск новых талантов. "Эти мальчики будут популярнее Элвиса", - напыщенно заявил Брайан. Роу снисходительно улыбнулся и выставил его. Та же картина повторилась и на фирмах "Филипс", "Хиз мастерз войс", "Пай" и "Колумбия". "Битлз" стали разочаровываться в своем менеджере, а Брайан потихоньку начал подумывать о том, чтобы бросить это дело и вернуться в Королевскую академию драматического искусства. По словам Питера Брауна, только желание находиться рядом с Джоном удержало его от этого шага.
            "Он был буквально ослеплен Джоном, его взглядами, умом и даже жестокостью, - вспоминал один из близких к Эпстайну людей - Брайан порвал все свои прежние связи и тешил себя призрачной надеждой, что когда-нибудь сумеет добиться благосклонности Джона". Чтобы не дать угаснуть этой надежде, Эпстайн был вынужден целиком посвятить себя работе на "Битлз", но их последующий успех следует целиком отнести на счет таланта Маккартни, а не усилий Эпстайна.
            В апреле "Битлз" снова поехали в Гамбург, на этот раз уже под руководством Эпстайна. Там их встретило известие о смерти Сатклиффа. Мать Сатклиффа передала тело сына медицинским экспертам, которые спустя два года окончательно установили, что причиной смерти явилась небольшая опухоль - следствие травмы черепа в результате удара по голове.
            Брайан, как мог, утешил "Битлз", огорченных потерей друга, которого Эпстайн никогда не знал, и улетел назад в Англию, где снова начал обивать пороги фирм грамзаписи. Чтобы произвести лучшее впечатление на равнодушных к "Битлз" работников студий, Брайан переписал три песни Леннона-Маккартни с пленки, которую таскал с собой, на гибкую пластинку. Сделал он это в магазине фирмы "Хиз мастерз войс" на Оксфорд-стрит. Автором двух песен - "Love of the Loved" и "Like Dreamers Do" был Маккартни, и эти песни так понравились инженеру звукозаписи, что он посоветовал Эпстайну зайти в офис фирмы "Ардмор энд Бичвуд", являющейся дочерним отделением крупной компании EMI.
            В "Ардмор энд Бичвуд" записи также понравились, и они в свою очередь посоветовали Эпстайну обратиться к Джорджу Мартину - главе отдела звукозаписи фирмы "Парлофон рекордз", которая тоже, являлась дочерним предприятием EMI. Это была удивительно нужная для обеих сторон по времени встреча. Эпстайн обошел уже все звукозаписывающие фирмы, а Мартин возглавлял компанию, находящуюся на грани закрытия.
            Фирма EMI меньше всего уделяла внимания своей компании "Парлофон", которая постоянно была объектом насмешек частично из-за того, что выпускала пластинки с записями выступлений "Гунз" ["Гунз" - группа актеров-комиков, выступавших по радио в 60-е годы, отличалась своеобразным юмором на грани абсурда], а главным образом из-за малого выпуска действительно популярных пластинок. У компании был контракт с Адамом Фейтом, который щеголял укороченным вариантом прически "битлз" еще в то время, когда они сами носили прически "помпадур". Он записал несколько хитов, но затем его популярность упала. Другим певцом, сотрудничавшим с "Парлофон", был Шейн Фентон, но в течение следующего десятилетия в его карьере не наблюдалось заметных взлетов. Поэтому Мартин нуждался в клиентах, которые помогли бы ему сохранить марку фирмы и свою зарплату, которая составляла 1100 фунтов в год. В поисках талантов он даже обходил лондонские бары, но безуспешно. Именно в этот момент и подвернулся Эпстайн.
            Эти два человека встретились на следующий после записи день - 9 мая. Мартин не пришел в восторг от того, что услышал на гибкой пластинке, записанной двадцать четыре часа назад. "Это было отвратительно, - вспоминал он. - Я понял, почему это не взяли другие". Однако Мартин оказался стеснен обстоятельствами, и ему уже не приходилось выбирать. "Я искал что-то, - признался он, - и решил рискнуть".
            Они заключили соглашение, и Эпстайн помчался на почту, чтобы отправить две телеграммы. Одна, адресованная в газету "Мерсийский бит", гласила: "Заключил контракт для "Битлз" на запись пластинок с фирмой EMI под маркой "Парлофон". Первая запись назначена на 6 июня". Вторая телеграмма направлялась в Гамбург "Битлз": "Ребята, поздравляю. EMI предлагает записать вас. Пожалуйста, подготовьте новые песни".
            Согласно официальной истории ансамбля "Битлз", Эпстайн несколько опередил события, так как на 6 июня была назначена не запись, а только прослушивание, но на самом деле компания "Парлофон" согласилась на запись, даже не видя участников ансамбля. 2 июня "Битлз" вернулись из Гамбурга, а через два дня приехали в Лондон и заключили контракт с фирмой EMI, поэтому, когда они впервые появились в студии звукозаписи, расположенной на улице Эбби-Роуд в лондонском предместье Сент-Джонз-Вуд, они уже считались ансамблем, законно нанятым компанией "Парлофон" для записи грампластинок. Понятно, что Мартин был в отчаянном положении, но в таком же положении был тогда и Эпстайн, поэтому контракт, который он заключил для своих "мальчиков", был самым худшим, который мог когда-либо заключить менеджер.
            Компания "Парлофон" обязалась выпускать четыре пластинки в год, при этом "Битлз" полагался смехотворный доход в 1 пенни с каждой проданной пластинки, что, по словам Мартина, составляло "громадную сумму на пятерых". Мартин, который, по его же словам, "прошел хорошую школу промывания мозгов" в EMI, при составлении контракта предусмотрел ежегодное повышение дохода от реализации пластинок на 1 фартинг в течение пяти лет. Он говорил: "Такая система годовых премиальных означала, что они в течение пяти лет будут связаны с EMI. При такой системе их доход с продажи пластинок к концу пятилетнего срока составил бы 2 пенни с пластинки. Эпстайна, который никогда не мог сдать экзамены по математике и собирался стать модельером, ловко надули ребята из большого города". Именно этот контракт заметно ухудшил в дальнейшем отношения между Маккартни и Эпстайном и значительно повлиял на поведение Пола во время будущих финансовых сделок.
            Однако летом 1962 года "Битлз" были еще слишком неопытны, чтобы возражать против текста контракта. Их устраивало уже то, что после нескольких лет изнурительной работы и несбыточных мечтаний у них появился контракт на выпуск их пластинок. А в лице Мартина они увидели человека, который сразу разделил их веру в собственный талант и имел возможность что-то сделать для них.
            "Они были нахальными, но с большим чувством юмора, - говорил Мартин. - Мне это нравилось. Я знал, что в них есть искра Божья". Ярким примером такого чувства юмора послужил ответ Харрисона на вопрос Мартина, который спросил: "Вас что-нибудь не устраивает?" - на что Харрисон ответил ему: "Да. Для начала ваш галстук".
            Такая шутливая непочтительность стала отличительной чертой "Битлз", хотя Маккартни никогда не придавал этому особого значения. "Как и все уличные мальчишки, мы называли это просто остротами, - говорит Пол, - ведь 50-е годы как раз и были этим знаменательны, и подобные шутки очень поощрялись, во всяком случае, в Ливерпуле".
            В тот день подобная острота могла бы и не вызвать восторга. Харрисон вспоминал, что после его ответа все остальные стали уверять Мартина, что им все здесь нравится и они хотят записывать пластинки. Но Мартин тоже обладал чувством юмора, и инцидент был исчерпан.
            Однако возникли музыкальные проблемы. Сначала Мартин хотел, чтобы их записи представляли собой выступление певца в сопровождении ансамбля на манер Клиффа Ричарда и группы "Шедоуз", а солистом должен был быть самый симпатичный из них - Пол Маккартни. "К счастью для меня и для всего мира, я на это не согласился, - говорил Маккартни и тут же добавлял: - Да и Джону это бы не понравилось".
            Но когда дело коснулось техники записи, "Битлз" были вынуждены прислушиваться к тому, о чем им говорил Мартин. Он был экспертом, а они исполнителями. Мартин вспоминал: "Сначала они очень нуждались во мне, потому что ничего не знали в этом деле, и при постановке звучания следовали моим указаниям". Но даже тогда у них уже были свои определенные условия. Первая запись прошла удачно, они записали песни Маккартни "PS I Love You" и "Love Me Do", Леннона "Ask Why" и неувядающую "Besame Mucho", но для выпуска пластинки качество записи было недостаточно хорошим. Когда в сентябре они снова пришли на Эбби-Роуд, Мартин захотел, чтобы они записали песню известного поп-композитора Митча Мюррея "How Do You Do It", но "Битлз" отказались, чем вызвали недовольство Мартина (впоследствии другая ливерпульская группа "Gerry and the Pacemakers" заняла с этой песней первое место в хит-параде). Он сказал: "Эта песня может сделать название "Битлз" таким же популярным в стране, как "Харпик" ["Харпик" - фирменное название порошка для чистки сантехники]. Когда сможете сами написать такую песню, я ее запишу".
            Но Леннон и Маккартни твердо стояли на своем. Они хотели записывать только свои собственные песни, и песня Митча Мюррея так и не прозвучала в их исполнении. Пол говорил: "Мы ненавидели эту песню и не хотели ее исполнять. Мы чувствовали, что у нас есть свой стиль, стиль "Битлз", который знали в Гамбурге и Ливерпуле. Когда мы приехали в Лондон, у нас не было желания взбудоражить его, превратившись в одну из забойных групп, но при этом пожертвовав собственным стилем. Мы понимали, что "How Do You Do It" была одной из лучших песен, и Джордж настаивал на ее записи, но мы хотели исполнять только свои песни. Мы сказали, что будем жить и умирать с песней "Love Me Do", хотя понимали, что она менее привлекательна, но идти нам надо было своим путем. Ведь мы старались сохранить собственное лицо".
            Больше всех на этом настаивал Пол. Он писал песни с четырнадцати дет и был убежден, что они звучат совсем не хуже других. К тому же эти две песни "Love Me Do" и "PS I Love You", которые они хотели записать как "Леннон-Маккартни", были написаны Полом.
            Обозначение авторства песен "Леннон-Маккартни" было выбрано для удобства обоих авторов. Мартин подчеркивал, что они никогда не представляли собой команду типа "Роджерс энд Харт", а "просто были авторами песен, в чем-то помогавшими друг другу". Поначалу более продуктивным из них в этой области был Маккартни, он мог писать песни буквально по заказу. "Я просто очень удачлив, - говорит Пол. - У меня дар. Если вы предложите мне прямо сейчас написать мелодию, я выйду на пять минут и гарантирую, что вернусь назад с новой мелодией".
            "Он может стать первоклассным халтурщиком, - говорил Мартин и добавлял: - Я не думаю, что он сильно гордится этим". Но рядом с ним был Леннон, который обрывал Пола и часто добавлял в его песни слова, очищающие их от банальности и дающие им определенную направленность. Это был знаменательный процесс, и, даже не подозревая этого, они зачастую приближались к эталону гениального содружества. Один из них предлагал ряд аккордов, другой что-то добавлял, и затем все проигрывалось снова и снова, пока не рождалась готовая песня. Джон и Пол считали, что при такой системе справедливо было делить авторство.
            Сначала Маккартни хотел, чтобы его имя стояло первым, но потом его убедили, что Леннон-Маккартни звучит лучше. Именно здесь проявились первые признаки конкуренции между ними, но это была здоровая и продуктивная конкуренция, результатом которой явился величайший в истории поп-музыки сборник песен. По словам Мартина, Маккартни все время "старался быть лучше, особенно он старался сравняться в таланте с Джоном в плане написания стихов к песням". Пол также вел тщательный учет того, чьи песни записывались (что делал и Леннон), и никогда не стремился протолкнуть вперед свои собственные. И в те безоблачные дни, до того как проявилось различие их талантов и стилей, именно простые мелодии Маккартни привлекли внимание Мартина.
            Нельзя сказать, что Мартину действительно нравились песни "Love Me Do" или "PS I Love You". Мелодии песен он считал банальными, а стихи Маккартни типа "люби меня, ты знаешь, что я люблю тебя" - примитивными. Он говорил, что те первые песни были "просто ужасными". По его словам, он выбрал "Love Me Do" для стороны "А" их первого сингла только потому, что она была лучшей из предложенных. Однако существовала еще одна проблема, требующая решения, - извечная проблема ударника.
            Пит работал с ансамблем уже два года. "Я был с ними в самые трудные времена", - с горечью подчеркивал Пит. А теперь, когда в судьбе ансамбля наметился поворот к лучшему, дверь в ансамбль была для него закрыта. Но почему? На этот счет существует несколько предположений, но истина, наверное, состоит в единстве всех этих предположений.
            Бест никогда в действительности не был частью "семьи "Битлз". Его пригласили в группу в силу необходимости, накануне первой поездки в Гамбург, и Пит так и не прижился в ансамбле. Он продолжал зачесывать волосы назад, не принимал таблетки, как это делали остальные. "Он действительно был сам по себе", - вспоминала Астрид. Существовала проблема и с его мастерством. Джордж Мартин считал его не очень хорошим ударником, этой же точки зрения придерживался и Пол. Однажды Мартин сказал Эпстайну: "Этот ударник не очень хорош, при таком ударнике ухудшается общая картина". Эти слова только подтвердили всегдашнюю убежденность в этом Пола.
            Джим Маккартни как-то предупредил Беста, что не стоит концентрировать на себе все внимание публики, поскольку это "слишком эгоистично" с его стороны. Но Пол не считает, что Беста уволили за то, что он был симпатичным и пользовался большим успехом. Мона Бест была все же другого мнения, она настаивала на том, что ее сын - самый популярный член ансамбля и остальных это якобы злило. "Они выгнали его просто из зависти, так как именно мастерство Пита определило их успех".
            Джон Леннон рассказывал фотографу Гарри Бенсону, который поехал в США с "Битлз" по поручению газеты "Дейли экспресс" и вскоре стал одним из лучших американских фотографов, что они были утомлены Моной Бест, пытавшейся руководить группой и направлять их деятельность. И, чтобы избавиться от нее, они вынуждены были избавиться от ее сына.
            Нил Аспинол винил во всем Харрисона. Харрисон был самым младшим из трех основных участников ансамбля, он горячо восхищался Ринго, подружился с ним и хотел, чтобы тот играл в ансамбле. Среди "Битлз" царило единодушие, в котором не находилось места для Пита. По словам Ринго, "Джордж был главным инициатором моего приема в группу, потому что ему нравилась моя игра".
            Спенсер Мейсон говорит, что это была работа Брайана Эпстайна. "Брайану нравился Пит, и он стал его домогаться. Однажды Эпстайн посадил Беста в свой новенький "форд-зодиак" и предложил ему провести ночь в гостинице, но Пит настоял на том, чтобы Брайан отвез его домой. С тех пор Брайан невзлюбил его. Конечно, игра Ринго отличалась большой строгостью, но строгость Беста как мужчины привела к тому, что Эпстайн выгнал его".
            Эпстайн настаивал на том, что ему всегда нравился Бест. "Он был очень симпатичным, его ожидало большое будущее, и я очень расстроился, когда однажды вечером трое "Битлз" пришли ко мне и сказали, что не хотят выступать с Бестом".
            Эпстайн пригласил Беста к себе в кабинет во вторник утром 16 августа. "Он был очень встревожен, - вспоминает Бест. - Он все крутил вокруг да около и, наконец решившись, сказал: "Пит, у меня для тебя плохая новость. Ребята хотят вместо тебя взять Ринго". В качестве извинения он привел мнение Джорджа Мартина об игре Ринго. "Но если я был не очень хорошим ударником, то почему продержался в ансамбле два с половиной года? Почему они не взяли другого ударника после нашего первого возвращения в Ливерпуль? Почему Ринго не попросился в ансамбль тогда, а сделал это спустя два года, когда мы были на пути к успеху?" Ответ на этот печальный вопрос заключается в том, что "Битлз" всегда испытывали трудности с ударником. Найти его было довольно трудно, а удержать еще труднее, но Пит не собирался уходить, и "Битлз" держали его до момента подписания контракта, согласно которому участники ансамбля не имели права уходить из ансамбля и переходить в другой.
            Нельзя сказать, что Ринго играл лучше. "В то время в Ливерпуле было много таких ударников, как Ринго", - говорил Мейсон. И вначале Эпстайн намеревался заменить Беста Джонни Хатчинсоном, но тому не нравились "Битлз", и он отверг это предложение. Только тогда Эпстайн позвонил Ринго и соблазнил его уйти из "Rory Storm's Hurricanes", предложив для начала 25 фунтов в неделю и пообещав, что если он подойдет, то вскоре станет полноправным участником ансамбля.
            Отставка Беста вызвала большое недовольство среди посетителей клуба "Каверн". У Эпстайна разбили машину, Ринго освистали, а Харрисона избили, и он явился для записи в студию на Эбби-Роуд с синяком под глазом. Как выяснилось впоследствии, Ринго, этот болезненный уличный мальчишка, чье детство прошло главным образом в больницах, был просто необходим "Битлз" для покорения Америки. Не подозревая этого - да и как можно было тогда об этом догадываться! - они получили именно того ударника, который им так давно был нужен, просто жизненно необходим в самом начале успеха.
            Но при встрече с Ринго Мартин сказал, что ему нужен ударник, а не объект для материнских инстинктов влюбленных девиц зрелого возраста, и оставался непреклонным в своем мнения. Потерпев неудачу с Бестом, он не хотел еще раз испытывать судьбу, ему надо было спасать свое дело, иначе его могли обойти Бадди Рич и Джин Крупа. Поэтому для записи пластинки "Love Me Do" Мартин пригласил студийного ударника Энди Уайта, а Ринго доверили бубен - да и то только потому, что он сильно приуныл. "Я ужасно расстроился, - вспоминал Ринго. - Я подумал, что это конец и меня ждет участь Пита Беста. Еще я понял, что бизнес звукозаписи - это сплошной обман".
            Пол же, наоборот, сразу заинтересовался студией и возможностями, которые она предоставляла. Мартин поощрял его интерес, с самого начала подключая к процессу записи. Он придал другое звучание песне "Love Me Do", используя игру Леннона на губной гармонике, которую тот стащил в магазине в Голландии по пути в Гамбург. Ускорив темп исполнения и сделав новую аранжировку, он полностью изменил звучание "Please Please Me".
            Звукоинженер этих первых записей Норман Стоун вспоминал: "Уже в самом начале Пол почти всегда выступал в роли музыкального директора. Конечно, много замечаний делал и Джон, но последнее слово оставалось за Полом. И это было прекрасно, потому что он был истинным музыкантом и уже на той стадии настоящим продюсером".
            В то время как остальные еще только пытались понять, что означает красная лампа над входом в студию, Пол уже осваивался с пультом управления, прослушивал записи, задавал вопросы, пытаясь разобраться в предназначении тех или иных выключателей. В глазах Эпстайна Леннон был главной движущей силой, лидером группы, однако у Мартина не было абсолютно никаких сомнений насчет того, кто обладал настоящим музыкальным талантом. Это был Маккартни, и именно его песни познакомили с "Битлз" публику, покупающую пластинки.
            2 октября 1962 года - через шесть месяцев после смерти Стюарта Сатклиффа, через семь недель после ухода Пита Беста, через пять недель после благородного поступка Леннона, который женился на своей беременной подруге Синтии, через два дня после подписания "Битлз" окончательного официального контракта с Эпстайном и за десять дней до того, как Литтл Ричард попытался переманить к себе Маккартни, - была выпущена пластинка "Love Me Do". С помощью Эпстайна, который выкупил несколько тысяч пластинок, чтобы помочь ей попасть в хит-парад, пластинка заняла семнадцатое место.
            Маккартни говорил: "В Гамбурге мы пользовались успехом, в "Каверн" мы тоже пользовались успехом, но если вы хотите знать, когда мы поняли, что появились как группа, то это произошло, когда "Love Me Do" попала в хит-парад. Это была первая пластинка, но она проложила нам путь". 11 января 1963 года вышла пластинка "Please Please Me", которая заняла первое место в хит-параде. "Битлз" по-настоящему обрели себя.